Finno-Ugric peoples

Finno-Ugric peoples are divided into two groups: Finnish and Ugric.

The total number of Finno-Ugric peoples is approximately 25 million people. Of these, about 15 million Hungarians , about 5 million Finns , about 1 million Estonians , 843 thousand Mordovians , 637 thousand Udmurts , 605 thousand Mari , 293 thousand Komi-Zyryan , 125 thousand Komi-Perm , Karelian 93 thousand, 29 thousand Khanty , Mansi 12 thousand, Vepsians 8 thousand and Sami 2 thousand. In 1926, 2.9 million Finno-Ugric peoples lived in Russia, in 1959 the total number of Finno-Ugric peoples in Russia amounted to 4.3 million people, in 1970 3.1 million, in 1979 3.0 million, in 1989 3.1 million years, in 2002, 2.6 million people ^[2] .

Finno-Perm Group

Baltic-Finnish Subgroup

• Finns (Suomi) - 6,000,000: 4,800,000 - in Finland , 300,000 - in Sweden , 300,000 people - in the USA , 50 people - in Kazakhstan.
  • Ingermanlanders - 32,231: 20,300 - in Russia , 10,639 - in Estonia .
  • Quens - 10,000 - 60,000 - in Norway .
• Estonians - 1 050 000: 920 000 - in Estonia ( 2009 ), 39 763 - in Finland ( 2012 ), 28 113 - in Russia (2002), 25 509 - in Sweden ( 2007 ), 25 000 - USA ( 2000 ).
  • Voru - 74,000 in Estonia .
  • Setu - 10,000: 10,000 - in Estonia , 214 - in Russia (2010).
• Karelians - 120,000: 93,344 - in Russia (2002), 20,000 - in Finland .
• Vepsians - 8,240 people in Russia (2002).
• Izhorians - 700 people: 327 people - in Russia (2002).
• Livas - 250-400 people (in Latvia ).
• Vod - 100 people: 73 - in Russia (2002).

Sami subgroup

• Saami - 30,000–70,000: 40,000 in Norway , 20,000 in Sweden , 6,500 in Finland , 1.8 thousand in Russia (2010).

Volga-Finnish subgroup

• Mordva - 744,237 in Russia (2010)
  • Mokshane - 49 624 in Russia (2002)
  • Erzyans - 84,407 in Russia (2002)
• Mari - 547 605 in Russia (2010)

Perm Subgroup

• Udmurts - 636 906 in Russia (2002).
  • Besermyans - 3,122 in Russia (2002).
• Komi-Zyryans - 293,406 in Russia (2002).
  • Komi-Izhemtsy - 15 607 in Russia (2002).
• Komi-Permyaks - 125,235 in Russia (2002).
  • Komi Yazvintsy - 5,000 in Russia.

Ugric group

Danube Subgroup

• Hungary - 14 500 000: 9 416 015 - in Hungary ( 2001 ), 1 563 081 - in the USA ( 2006 ), 1 433 073 - in Romania ( 2001 ), 520 528 - in Slovakia ( 2001 ), 315 510 - in Canada ( 2006 ), 293,299 in Serbia ( 2002 ), 156,600 in Ukraine ( 2001 ).
  • Sekei
  • Changoshi
  • Magyarabs
  • Yasi (medieval Alanian people assimilated by the Hungarians)

Ob Subgroup

• Khanty - 28 678 people in Russia (2002).
• Mansi - 11,432 people in Russia (2002).

Modern Finno-Ugric states

•   Hungary
•   Finland
•   Estonia

Modern Finno-Ugric National Autonomies

  Romania

•   Szeke region ( not recognized ) - about 61% ( Hungarians )

  Russia

•   Mari El Republic - 43.9%
•   Republic of Mordovia - 40% ( Moksha and Erzya )
•   Udmurt Republic - 28%
•   Komi Republic - 23.7%
•   Republic of Karelia - 9.3% ( Karelians , Finns and Vepsians )
•   Ugra - 1.9% ( Khanty and Mansi )
•   Yamal-Nenets Autonomous Okrug - 1.93% ( Khanty and Mansi )

The number of Finno-Ugric peoples on the territory of the Russian Federation (2010)

According to the 2010 All-Russian Population Census, 2,321,980 representatives of Finno-Ugric peoples live in the Russian Federation.

Subjects of the Russian Federation with the number of Finno-Ugric peoples over 30,000 (2010)

Municipalities of the Russian Federation with more than 20,000 Finno-Ugric peoples (2010)

Municipalities of the Russian Federation, in which the majority of Finno-Ugric peoples constitute the majority (2010)

Mythology and Folklore

V.V. Napolskikh , as the main cosmogonic myth of the Finno-Ugric peoples, singles out the legend of the diving of a waterfowl (usually a duck) behind the earth to the bottom of the original ocean. Less commonly (usually in the Western Finno-Ugric peoples) there are legends about the creation of the Earth from an egg laid by a similar bird. Waterfowl were clearly of great importance (including commercial) for the ancestors of the Finno-Ugric peoples, and it is quite possible that these myths date back to the Maltese-Buretian traditions of the Upper Paleolithic (Napolsky 1991).

On the whole, the world view reconstructed for the Praghin Ugrian community is very reminiscent of the world view of Siberian forest peoples (primarily the Tungus), living on the banks of rivers and lakes and practicing shamanism . In this view, the world is divided into three parts - “upper” (the world of light and heat), “medium” (the one in which people live) and “lower” (the underground world of cold and death). World rivers flow from the upper world to the lower (that is, from south to north), and birds (which also symbolize the souls of people) fly away from the middle world to the upper for the winter. The Milky Way is presented as a heavenly road followed by migratory birds. In the center of the whole universe is the North Star , which (as well as Venus) is symbolized by an eight-pointed star in ornaments.

In general, various "astronomical" plots are very characteristic of Finno-Ugric mythology. These, for example, include myths about the first ancestor bear descending from the sky, as well as myths about the hunting of the heavenly deer or elk associated with the constellation Ursa Major. As in many other mythological systems, the constellations in the sky are associated with the spirits of animals. The upper world is considered the habitat of the gods, including the god of heaven and air ( Ilmarinen , Inmar, Yomal, Kugu-Yumo - all these names come from words meaning "air" or "sky"), which sends younger gods - patrons to the earth people. In the middle world there is a goddess symbolizing the earth (Mastor-Ava, Mlande-Ava , Maa-Ema, Mykh-imi and other names meaning "mother earth"), as well as patronizing women in labor and children, and giving supernatural abilities to shamans. In the lower - the younger brother or rival of the heavenly god ( Yyn , Keremet), symbolizing illness and death. (Petrukhin 2005)

In general, the traditional worldview of the Finno-Ugrians is animistic - in particular, the ancestors of the Finns and Estonians believed that all natural objects are protected by their spirits called " haltia ". ^[3] Also in Finnish mythology there is a belief in a telepathic communication made through spirits (“ etiyaynen ”) ^[4] , and in the possibility of kidnapping a person by spirits (“ metsnepeytto ”) ^{[5 ] [6]} , as well as various beliefs related to the and the possibility of its exit from the body , having parallels in Sami and Hungarian mythologies - itse ( Fin. Itse ), from ( Hungarian Íz ), - as well in cultures of other peoples of the Far North ^[7] . This idea of ​​the multicomponent nature of the soul is especially well represented in the pre-Christian beliefs of Estonians ^[3] .

In the mythologies of Finno-Ugric (especially Ugric) peoples, significant Indo-Iranian influence is found, primarily related to dualistic myths . In addition, in the mythologies of the Western Finno-Ugric peoples there are parallels with the Baltic (including the images of the thunder gods), Slavic and Scandinavian mythological systems. In Scandinavian mythology, the Finno-Ugric neighbors of the Scandinavians (Sami and Biarma) are portrayed as powerful sorcerers and werewolves. In the folklore of the Russian North, the ancient Finnish-speaking population of these places is associated with the “ white-eyed miracle ” - a mythical people similar to the West European elves and “ hidden inhabitants ”, whose representatives are attributed a small stature, beautiful appearance and magical abilities. Of the more historically reliable evidence, the description of the campaign of the miracle shaman, available in the " Tale of Bygone Years ", deserves attention. As in many other mythologies and numerological systems, in the Finno-Ugric myths, special significance is given to the number 7 . Ancient Finno-Ugric peoples used natural objects instead of places of worship - sacred groves and rocks with petroglyphs (Petrukhin 2005).

These traditional beliefs are preserved to this day as a more or less “living” religion among rural Mari. One of the main sacred places of the Mari traditional religion is the Chumbylat stone in the Kirov region (cf. the veneration of Saids by the Sami and the “ blue stones ” from the annals of the city). On the territory of Mari El and the neighboring regions of the Nizhny Novgorod and Kirov regions there are many Mari sacred groves (kusoto). Faithful Mari pagans believe that the trees of these groves understand man, because the souls of dead and unborn people live in them: birch is a tree of girls, linden is a mature woman, oak is a symbol of a real man. About twenty Erzyan sacred groves have been preserved in the south of the Nizhny Novgorod region, but no one has been going there to pray for more than one and a half hundred years. In Erzyan paganism, the same trees were worshiped as those of the Mari, especially birch (kelu). Like most other Finno-Ugric peoples, in the spiritual culture of the Erzyans a very important place is held by the connection with wildlife and the harmonious relations of people with it. ^[eight]

Art woodcarving is a common folk craft among the Erzyans; thanks to him, in particular, Stepan Erzya became famous. The tradition of wooden sculpture also took place in the Perm Territory, possibly experiencing the influence of the pagan tradition of the Komi-Permyaks. In addition, the Finnish-Perm archaeological cultures of the Iron Age are characterized by the so-called Perm animal style in the manufacture of metal jewelry depicting animals (including bears, whose cult is characteristic of the traditional beliefs of most Finno-Ugric peoples) and birds (including waterfowl) . Usually in this style “noisy” pendants were made, worn as charms from evil spirits (Petrukhin 2005). The presence of metal jewelry is generally characteristic of most national Finno-Ugric costumes, as well as rich ornamental embroidery.

Present in many nations of the New Age, the tradition of personification of national culture in the form of a beautiful girl is also found in the Finno-Ugric peoples. A very famous way in Finnish art is the Virgin of Finland , portrayed as a girl of the Eastern Baltic type with blond hair and eyes, dressed in white or blue-white national clothes (in the national costume of other Finno-Ugric peoples, however, white and red colors predominate ), the silhouette of which often resembles the contours of Finland on a map within the borders of 1944. Most often, she is depicted barefoot ^[9] .

Thanks to the work of Elias Lönnrot to compose the poetic epic “ Kalevala ” based on the pre-Christian folklore of the Karelians and Finns (and it was mainly Karelian material that was used, since it was believed that Finnish culture was too Germanized due to Swedish influence), the mythology of the Baltic-Finnish peoples is well known throughout the world.

Based on Estonian folk tales and songs, an Estonian writer and doctor of German descent Friedrich Reinhold Kreutzwald composed, like the Karelian-Finnish “ Kalevala ”, a heroic epic “ Kalevipoeg ”, which had a significant impact on Estonian literature .

Собранные русской интеллигенцией удмуртские топонимические легенды о городищах чепецкой культуры были литературно переработаны в 1888 году Н. Г. Первухиным в цикл эпических легенд о Дондинских богатырях . Впоследствии они стали материалом для обратного перевода на удмуртский язык и дальнейшего литературного творчества национальной интеллигенции («Дорвыжы», «Тангыра»). ^[10] В 1916 году философ Каллистрат Жаков на основе коми преданий написал эпическую поэму «Биармия». Аналогичная работа на основе мордовского фольклорного материала была опубликована в 1994 году А. М. Шароновым (« Масторава »). Из произведений по мотивам венгерской мифологии заслуживает упоминания экспериментальный анимационный фильм М. Янковича « Fehérlófia » (1981 г.), внесенный в список «50 лучших анимационных фильмов всех времен» на фестивале Los Angeles Animation Olympics 1984 года. ^[eleven]

Этнопсихология финно-угорских народов

Несмотря на то, что финно-угорские народы являются в первую очередь языковой общностью, можно выделить и общие для этих народов элементы культуры и мировоззрения, восходящие к древнему прафинноугорскому (шире — прауральскому) состоянию (Напольских 1991). Существуют и культурные стереотипы, общие для многих, если не всех, финно-угорских народов. В частности, считается, что носители финно-угорских языков склонны чувствовать глубокую связь с природой и воспринимать её как полноправного партнера в жизни, а не как объект. Несмотря на огромную территорию расселения, большинство финно-угорских народов не пользуются репутацией агрессивных завоевателей. ^[12]

Традиционные культуры волжско-финских, пермских и малочисленных прибалтийско-финских народов являются земледельческими. По ряду исторических причин они так и не смогли создать свои собственные городские культуры, в отличие от венгров, финнов и эстонцев. Представители обско-угорских народов традиционно занимаются охотой, рыбной ловлей и оленеводством, и именно у них наиболее полно сохранились элементы прафинноугорской культуры, во многом утерянные западными финно-уграми.

Сравнение национального характера финнов с характером их соседей-скандинавов, оказавших на них существенное влияние, показывает как сходства, так и различия. Как финны, так и скандинавы с искренней любовью и уважением относятся к природе, среди которой они живут. Другие их общие черты — немногословность и сдержанность в проявлении чувств, которая распространяется не только на поведение, но и на отношение к жизни; независимое положение женщин в этих обществах; при этом равенство полов в них является давней исторической традицией, поэтому как у большинства финских, так и норвежских женщин отсутствует комплекс ущемленности в правах. Важнейшим отличием этих двух народов является отношение к Европе, миру и самим себе — норвежцы хорошо знают свое историческое место в Европе, в то время как финны устремлены в будущее, открыты к любым инновациям и желают быть принятыми как полноправные участники европейской игры (впрочем, это уже больше относится к политике стран, чем к мировоззрению рядовых людей). ^[13]

Среди северных финно-угорских народов весьма ценится умение хладнокровно и упорно преодолевать сложные обстоятельства, сохраняя при этом рациональность мышления. В Финляндии этот набор полезных для выживания в суровом климате качеств называется « сису » и является одной из важнейших частей культуры этой страны. Оборотной стороной этих черт характера является излишняя сдержанность и замкнутость, иногда доходящая до склонности к суицидальному поведению. ^[14] Аналогичная концепция, пусть и менее выраженная, присутствует и в венгерской культуре. ^[15]

Такие качества, как выносливость, неприхотливость, стойкость, самоотверженность, отмечаются и в менталитете мордвы. Зачастую они переходят в замкнутость и упрямость («упрямый как мордвин»), нежелание совершать то или иное действие или поступок, в правильности которого представители этого народа не уверены. Подобные черты характера объясняются как природной средой, в которой проживает мордва, так и историей этого народа, полной военных угроз. П. И. Мельников-Печерский , подробно и с симпатией писавший о культуре и обычаях мордвы, отмечает кротость и добродушие представителей этого народа (при развитом чувстве собственного достоинства), сочетающееся с молчаливостью и замкнутостью. Знатоком мордовской этнопсихологии был и Максим Горький , в произведениях которого наряду с перечисленными выше качествами на первый план выводится честность и правдолюбие мордвы (например, в рассказе «Знахарка»: «Ваш бог — веру любит, Кереметь — правду… Правда выше веры» ). Относительно отношения мордвы к труду в литературе встречаются разные мнения, но большинство исследователей все же сходятся на том, что трудолюбие высоко ценится в мордовской культуре, а то, что воспринимается как «лень» мордвы, является на самом деле медлительностью и основательностью в подходе к работе, характерной для финно-угров в целом. Лень, наряду с пьянством и упрямством, входит в число отрицательных качеств, наиболее осуждаемых мордвой в представителях своей национальности. Основными положительными качествами в мордовской культуре, как и во многих других финно-угорских культурах, помимо трудолюбия являются доброжелательность, прагматичность, сдержанность во внешних проявлениях любви и привязанности, уважение и почитание предков и женщины-матери. О мордовских женщинах немало писал и Мельников-Печерский в «Очерках мордвы», особо отмечая их походку и осанку, а также то, что в культуре этого народа ценятся женские ноги ( «особенное достоинство мордовских женщин, краса их» ^[16] ). В мордовской мифологии главная роль отводится женским божествам. ^[17]

Та же особенность характерна и для наиболее древних марийских легенд и сказок: их главными действующими лицами обычно являются девушки и женщины, а среди божеств большое место занимают покровительницы природных сил. У марийцев также ценится практичность и рациональность, в том числе и в религии: человек обращается к богам, чтобы получить помощь или избежать беды. При этом в традиционном мировоззрении марийцев считается, что гонка за материальными ценностями разрушительна для души. Основными положительными качествами считаются доброта и честность, а также гармоничные отношения с природой, что также характерно и для многих других финно-угорских народов. Марийцы никогда не были агрессивны и не стремились к захвату чужих территорий, но обычаи, связанные с родным домом, в их культуре занимают особое место. Любопытно, что важнейшим элементом марийской народной жизни является баня, издавна использовавшаяся в лечебных и гигиенических целях (ср. с аналогичной ролью сауны в финской культуре). Как и у других финно-угорских народов, одним из самых распространенных и самобытных видов марийского фольклора являются песни (муро). Хотя этнографы и отмечают, что «тихая грусть, которой проникнуты мотивы всех марийских песен, есть грусть народа исчезающего…», марийцы в целом лучше сохранили свою культуру и традиционные верования, чем другие финно-угорские народы России. ^[18]

Перечисленные выше характерные черты, ценящиеся у многих финно-угорских народов — миролюбие, доброжелательность, трудолюбие, гармония с природным и социальным окружением, песенность, стеснительность (до робости), сдержанность в проявлении чувств (до скрытности и замкнутости), бережливость (до скупости), терпеливость (до самопожертвования), настойчивость (до упрямства) — присутствуют и в менталитете удмуртов. Многие из этих качеств также сформированы природной средой — деятельность в лесу способствует пассивному флегматичному типу темперамента, а земледелие при низком плодородии почв заставляет ценить трудолюбие, терпеливость и упорство. При этом лидерские качества далеко не так ценятся в удмуртском обществе, как умение идти на компромисс; сила удмуртского героя заключается прежде всего в духовном богатстве, нежели в боевых качествах. Важные черты менталитета удмуртов — чувствительность и ранимость, при этом свои переживания удмурт держит внутри себя, стараясь не выносить свои тревоги и обиды во внешний мир и не нарушать его гармонию. С этими особенностями менталитета связано и большое количество самоубийств среди удмуртов. ^[nineteen]

«Финно-угорский суицид»

Высокая предрасположенность представителей многих финно-угорских народов к депрессии и суициду хорошо отражена в культуре. В частности, ярким примером является композиция « Szomorú Vasárnap » Режё Шереша ^[15] (который сам совершил самоубийство через 35 лет после её написания). При этом исследования, проведенные в США, не дали однозначного ответа о большей или меньшей частоте суицида среди людей с финно-угорскими корнями по сравнению со средними цифрами по стране. Если судить по историческим данным (за 1913—1924 и 1928—1932 гг.), то она действительно выше, если же по более поздним (1990—1994 гг.) — то она ниже среднего. ^[20] Согласно данным на начало 2010-х годов, уровень самоубийств в Удмуртии и Марий Эл более чем в два раза выше, чем в среднем по России; в других финно-угорских автономиях, кроме ХМАО, он также выше среднего по стране. Аналогичная ситуация по показателю больных алкоголизмом, которая наиболее драматична в Карелии и Марий Эл. В целом на промежутке времени от 1989 до 2010 г. наблюдаются невиданные ранее в истории России темпы депопуляции финно-угорских народов — 26,7 %. По мнению автора исследования, при существующих темпах снижения численности над всеми финно-угорскими меньшинствами в России нависает угроза исчезновения, и переломить эту тенденцию смогут только неотложные и действенные меры по сохранению культуры этих народов. ^[21]

Ассимиляция

Согласно приведенному выше исследованию, финно-угорские меньшинства в городских условиях полностью утрачивают свой язык и культуру в третьем поколении. Преувеличение это или нет, но урбанизация действительно поспособствовала исчезновению немалого количества финно-угорских этнических групп в XX веке. В частности, ещё в 1920-х годах в Богородском и Дальнеконстантиновском районах Нижегородской области жила многочисленная субэтническая группа эрзи- терюхан , на культурном материале которой П. И. Мельников-Печерский в свое время написал немалую часть своих «Очерков мордвы». Сейчас в этих местах говорят только по-русски. Исчезла мордва и в Перевозском районе той же области, а ведь именно её быт и культуру изучал в 1768 г. П. С. Паллас . ^[8] Ещё более катастрофичным XX век оказался для малочисленных прибалтийско-финских народов в России, территории которых к тому же существенно пострадали в ходе Великой Отечественной войны (Напольских 1997).

Культура финно-угорских меньшинств за пределами России также продолжает находиться в сложном положении. В 2013 году умерла последняя полноценная носительница ливского языка; разделенными границами четырёх государств остаются саамы, дискриминация которых продолжается и по сей день ^[22] ; за пределами Венгрии осталась и немалая часть венгров после подписания Трианонского договора в 1920 году. В венгерском обществе даже бытует легенда о проклятии, наложенном на венгерский народ после того, как венгры отказались от своих традиционных верований в пользу католицизма, и которым обусловлены многочисленные трагические события венгерской истории ^[23] (раздел Венгрии по Трианонскому договору, подавление восстаний 1848 и 1956 года, поражения в битвах при Шайо и Мохаче ).

Этнофутуризм

В последнее время в качестве средства сохранения культуры финно-угорских народов набирает популярность концепция этнофутуризма — направления в изобразительном искусстве, для которого характерно сочетание архаичной формы и футуристичного содержания, зародившегося в 1980х гг. в Эстонии ^[24] . В республике Коми основным идеологом этнофутуристической живописи является Павел Микушев, в Удмуртии — Сергей Орлов, Вячеслав Михайлов (Гиргорей Слави) и Зоя Лебедева, в Марий Эл — Сергей Бушков, Юрий Таныгин, Измаил Ефимов. В музыке примером этнофутуризма называется удмуртская рок-группа Silent Woo Goore, в кино — фильмы « Овсянки » и « Небесные жены луговых мари » по сценариям Д. С. Осокина . Деятели этнофутуризма выступают как против имперского национализма и стирания национальных культур в ходе глобализации, так и против неонацистских тенденций в среде малых народов. ^{[25] [26]}

Можно отметить выдающиеся достижения финно-угорских композиторов в области классической музыки ( Я. Сибелиус , Б. Барток , Ф. Лист , А. Я. Эшпай , А. Пярт и многие другие). Финляндия на 2012 год являлась страной с наибольшим количеством метал -групп на душу населения в мире. ^[27]

Языковая принадлежность является определяющим критерием отнесения того или иного народа к финно-угорским (Напольских 1997). Все финно-угорские языки происходят от гипотетического прафинноугорского языка .

Наиболее ранним письменным памятником финно-угорских языков является «Надгробная речь и молитва», написанная между 1192—1195 гг. на старовенгерском языке. Отдельные схожие элементы в финском и венгерском языках были замечены ещё в конце XVII в., но общее признание теория родства финно-угорских языков получила только в XIX в. с развитием сравнительного языкознания.

Материалы финно-угорских языков использовались при создании некоторых искусственных языков ; так, Дж. Р. Р. Толкин взял финский язык за основу при создании эльфийского языка квенья . ^[28]

Подробное описание уральских (финно-угорских и самодийских) языков было составлено венгерским лингвистом П. Хайду . ^[29] По его мнению, для этих языков характерны следующие основные признаки:

• Агглютинация (контрастирующая со флексией в большинстве индоевропейских языков )
• Отсутствие грамматической классификации имен (рода)
• Выражение большинства синтаксических отношений с помощью суффиксов
• Развитость системы послелогов, при наличии предлогов только в прибалтийско-финских и саамских языках (где они тоже употребляются ограниченно)
• Падежные системы в среднем из 7-10 падежей, но встречаются как значительно дополненные падежные системы (до 17-23), так и ограниченные (3-5 в обско-угорских языках)
• Лично-притяжательные суффиксы , заменяющие притяжательные местоимения
• Многообразие глагольных парадигм
• Расположение глагольных личных окончаний в конце глагольной формы, и их подобие посессивным суффиксам
• Наличие отрицательного глагола (аналогичного конструкции «don't» в английском языке)
• Отсутствие специального глагола со значением «иметь» (используются конструкции по типу «у меня есть»)
• Согласование реализуется только частично (в частности, существительные не согласуются с числительными по числу)
• Богатая система гласных, выходящая за предел стандартного набора «a, e, i, o, u»
• Наличие сингармонизма
• Преобладание глухих согласных (хотя состав согласных в разных языках сильно неодинаков)
• Наличие палатализации согласных, в прибалтийско-финских и саамских языках — чередование ступеней согласных
• Запрет на стечение согласных в начале слова
• Ударение большей частью падает на первый слог слова (исключения: марийский и удмуртский; кроме того в эрзянском языке ударение может падать на любой слог и не несет смыслоразличительной роли)

У всех этих признаков есть исключения: так, в пермских языках нет гармонии гласных, в венгерском языке отсутствует отрицательный глагол, стечение согласных в анлауте не запрещено в мордовских языках, в эстонском, ливском и саамских языках наблюдаются флективные тенденции , и т. д.

С финно-угорскими языками чётко ассоциируется Y-хромосомная гаплогруппа N1c-Tat. В частности, она встречается у 67 % удмуртов, 61 % финнов, 53 % саамов, 51 % коми, 50 % марийцев и 34 % эстонцев. У современных венгров встречается редко, но анализы показывают её широкое присутствие у древневенгерских элит. ^[30] Основной субклад этой гаплогруппы, ассоциируемый с финно-уграми — N1c1a1a1 (L392, L1026). Он, в свою очередь, содержит субклады N1c1a1a1a (CTS2929/VL29), N1c1a1a1a2a1 (Z1936) и близок к субкладу N1c1a1a2b (L1034 — угорская ветвь). ^[31]

Согласно новейшим генетическим данным, племена, распространившие гаплогруппу N , мигрировали из Южной Сибири ^[32] . Высокий процент этой гаплогруппы характерен, в частности, для неолитического населения долины реки Ляохэ ^[33] , что хорошо согласуется с предположениями В. В. Напольских о происхождении предков финно-угорских народов из северо-восточной Азии, сделанными в ходе изучения связи ареала мифов о «нырянии за землёй» (характерных в том числе и для финно-угров) с ареалом гаплогруппы N1:

…Миф о нырянии за землёй мог существовать в финальном палеолите у населения, потомками которого по мужской линии являются носители Y-хромосомных гаплогрупп N1b, N1c и C3. Носителей первый двух следует помещать скорее всего в Северной Азии и связывать с ними (с N1b в первую очередь) становление МНП2, имевшее место у языковых предков юкагиро-уральцев и тунгусо-маньчжуров, носители же гаплотипа C3, вероятно, знали более архаичные версии мифа о нырянии…

— Напольских В. В. (Ижевск). Миф о нырянии за землёй (А812) в Северной Евразии и Северной Америке: двадцать лет спустя .

Всё больше данных палеогенетики свидетельствуют о том, что носители гаплогруппы N составляли значительную долю населения северного Китая времен неолита. Так, все 17 образцов из захоронений культуры Сюэшань (3600-2900 гг. до н. э.) оказались принадлежащими к гаплогруппе N, из них 41 % — именно к N1c-Tat. ^[34] Таким образом представляется весьма вероятным, что корни популяций с высокой долей N1c-Tat следует искать в раннем неолите северного Китая, откуда они распространились по Сибири и, возможно, вышли в европейскую часть Зауралья в составе камской культуры (5500-4500 гг. до н. э.). ^[31] Важно также отметить, что это неолитическое население севера Китая резко отличается в генетическом плане от современных китайцев-ханьцев , предки которых ещё 3000 лет назад жили существенно южнее. ^[35]

Характерная черта раннего неолита Сибири — практически полное отсутствие признаков производящего хозяйства (то есть земледелия и скотоводства), при широкой распространенности керамики. В этом плане сибирский неолит представляет прямую противоположность ближневосточному , в котором производящее хозяйство появилось очень рано, значительно раньше гончарного производства. ^[31] . Земледельческая и скотоводческая терминология не реконструируется и в прафинноугорском языке, в то время как слово для керамики там есть (впрочем, В. В. Напольских сомневается в том, что это слово обозначало именно глиняный горшок, а не просто любой сосуд). ^[36]

Предположительно, носители гаплогруппы N1c также присутствовали среди создателей культур ямочно-гребенчатой керамики (также часто связываемых с ранними финно-уграми), наряду с носителями гаплогруппы I1 ^[37] . В частности, она (наряду с гаплогруппой R1a1) выявлена у обитателей поселения Сертея II (жижицкая археологическая культура позднего неолита, сер. III тыс. до н. э.). Авторы этого исследования также связывают распространение N1c как с культурами ЯГК, так и с финно-угорской топонимией и гидронимией. ^[38] У одного из представителей культуры ЯГК в Эстонии определена архаичная Y-хромосомная гаплогруппа R1a5-YP1272 и митохондриальные гаплогруппы U5b1d1, U4a, U2e1 ^[39] . Керамика с гребенчатым (в основном зигзагообразным) орнаментом также характерна и для наиболее ранней из неолитических культур долины реки Ляохэ — культуры Синлунва (6200—5400 до н. э.), создатели которой, возможно, были дальними предками современных тунгусо-маньчжурских народов . ^[40]

Если корни современных популяций с высоким процентом Y-гаплогруппы N действительно лежат в раннем неолите юга Маньчжурии, то это может объяснять большое типологическое сходство уральских (финно-угорских и самодийских; существует также теория уральско-юкагирского родства ) и алтайских ( тюркских , монгольских и тунгусо-маньчжурских ) языков. Ранее это сходство объяснялось теорией урало-алтайского родства , на данный момент отвергнутой большинством лингвистов (кроме того, родство алтайских языков также признается не всеми специалистами). В свете новых данных палеогенетики вероятнее выглядит предположение, что древние носители гаплогруппы N смогли не только расселиться по огромным территориям севера Евразии благодаря имевшимся у них передовым на тот момент неолитическим технологиям, но и распространить тип своего языка в рамках языкового союза с изначально неродственными им народами, с которыми они интенсивно контактировали. Предки современных корейцев и японцев, чьи языки также иногда включаются в алтайскую макросемью, испытали лишь периферийное влияние этого союза, что подтверждается и данными генетики — у корейцев Y-гаплогруппа N встречается только в 3 % случаев, у японцев — в 2 %. ^[31]

У многих финно-угорских народов широко представлена Y-хромосомная гаплогруппа R1a , ассоциирующаяся в первую очередь с носителями индоевропейских языков « сатемного » типа ( славянских , балтийских , индоиранских ), которые интенсивно контактировали с финно-уграми всю их историю с момента распада финно-угорской общности. В частности, она часто встречается у мордвы (особенно эрзи — 39,1 %, у мокши — 21,7 %) ^[41] и венгров. ^[42] Её субклад R1a1a7-M458 особенно часто встречается как у славянских, так и у финно-угорских (максимал — у карелов, максимал среди R1a — у коми) популяций, а его ареал хорошо соотносится с ареалом культур шнуровой керамики бронзового века Европы (к которым в том числе относится фатьяновская культура ). ^[43]

У многих западных финно-угорских народов часто встречается Y-хромосомная гаплогруппа I , ассоциируемая с древнейшим населением Европы, говорившим на неизвестных палеоевропейских языках . В частности, у финнов её процент достигает 29 % с региональными пиками до 52 % ^[44] , у эстонцев — 18,6 %, у мордвы (без разбивки на мокшан и эрзян) — 19,3 %, у венгров — 22,8 %, у саамов — 31,4 %. ^[45] Саамы вообще существенно отличаются в генетическом плане не только от других финно-угорских популяций, но и от остального населения Европы в целом ^[46] , а в их языках наблюдается значительный пласт лексики неизвестного происхождения, не имеющей аналогов не только в других финно-угорских, но и вообще каких-либо языках мира. Согласно наиболее радикальным гипотезам, саамы являются прямыми потомками первых людей, появившихся в Скандинавии около 10 тысяч лет назад сразу после схода ледника и создавших мезолитические культуры Комса и Фосна-Хенсбака , впоследствии ассимилированных финно-уграми (Напольских 1997).

Из митохондриальных гаплогрупп заслуживает внимания редкая гаплогруппа Z , возникшая в северо-восточной Азии, но на данный момент чаще всего встречающаяся у саамов и финно-угорских народов волжско-камского региона. ^[47] В целом же у финно-угров преобладают различные варианты мтДНК гаплогрупп H и U , типичных для всего населения Европы. ^[48] Анализ аутосомных компонентов ДНК показывает, что у западных финно-угорских популяций преобладает североевропейский компонент — 74,5 % у финнов, 48,4 % у венгров, и 63,8 % у мордвы. ^[49]

Встречающееся в различных псевдонаучных и пропагандистских публикациях утверждение о якобы решающей роли ассимилированных финно-угров в этногенезе русских опровергается данными генетических исследований. Значительное генетическое сходство с прибалтийско-финскими народами отмечается только у населения Русского Севера, основная же масса русских однозначно входит в один генетический кластер с украинцами, белорусами и многими западнославянскими народами (поляками, словаками, лужичанами). ^[50] Лингвистические исследования показывают аналогичную картину — заимствования из финно-угорских языков присутствуют в северорусских говорах, но практически отсутствуют в говорах Волго-Клязьминского междуречья, легших в основу литературного русского языка. ^[51] Результаты исследования, проведенного в 2013-15 гг. в Ярославской области с целью обнаружить возможный след дославянского населения этих мест (мери) в генофонде современных русских, также привели к аналогичным выводам — финно-угорский генетический пласт был почти полностью замещен славянским в конце I тысячелетия н. e. ^[52] Не имеет под собой серьёзных оснований и утверждение о значительной роли финно-угров в этногенезе казанских татар. ^[53]

Антропологические типы современных финно-угорских народов исключительно разнообразны, но в целом предполагается, что предковая прафинноугорская популяция относилась к древнеуральской расе , не до конца дифференцированной относительно «европеоидных» или «монголоидных» признаков, и на данный момент наиболее полно сохранившейся в антропологическом типе манси. К этому типу близок лапоноидный тип , являющийся основным у саамов. Смягченные варианты этих типов (субуралоидный и сублапоноидный ) встречаются у финно-угорских народов Поволжья — марийцев, удмуртов и мордвы-мокши.

Большинство представителей прибалтийско-финских народов, а также коми-зырян и мордвы-эрзи относятся к беломорско-балтийской расе (реже — к атланто-балтийской ). Для этих популяций характерна светлая пигментация кожи, волос и глаз, большая длина тела, мезокефалия или брахикефалия . Некоторые антропологические особенности этих популяций, отличающие их от других европейцев, объясняются скорее наличием этих особенностей у древнейшего палеоевропейского населения регионов, в которых формировались эти народы, нежели вкладом в их формирование сколько-нибудь значительного восточноазиатского/монголоидного компонента (Напольских 1997).

Начиная с опубликованных в середине XIX века классических работ М. Кастрена , большинство исследователей помещает прародину финно-угорских народов в район Урала и Западной Сибири. В частности, В. В. Напольских считает, что предки финно-угров отделились от прауральской общности в южной части Обско-Иртышского бассейна в VI — конце V тыс. до н. e. ^[36]

В то же время в Финляндии и Эстонии заметной популярностью пользуются теории «финского автохтонизма », утверждающие о прямой преемственности финно-угорских народов от первых людей, появившихся ещё в мезолите на современной территории этих государств после схода ледникового покрова (культуры Кунда и Суомусъярви ). Одним из основных пропонентов подобных взглядов вплоть до своей смерти в 2015 году являлся профессор К. Вийк. По его мнению, население северо-восточной Европы времен финального палеолита ( свидерская культура ) говорило на прафинноугорском языке, а более южные популяции — на языках, родственным баскскому . По мере продвижения на освобождающиеся ото льда территории постсвидерские популяции создали ряд мезолитических культур (кундская культура, бутовская культура , культура Веретье ) — которые, согласно работам Вийка, также следует связывать с ранними финно-уграми. ^[54] Многие представители научного сообщества Финляндии (в частности, П. Каллио, А. Айкио и др.) выступили с жесткой критикой этих идей, указывая на их бездоказательность и националистическую предвзятость, выражающуюся в желании любой ценой поместить прародину финнов как можно ближе к Европе и дальше от Азии. Я. Хяккинен также отмечает, что эти идеи совершенно несовместимы с данными языкознания и генетики. ^[55] Среди российских исследователей точку зрения о происхождении финно-угров от постсвидерских культур поддерживают сторонники гипотезы « бореального языка » (Н. А. Николаева, В. А. Сафронов ). ^[56]

Можно также отметить, что в националистических кругах финно-угорских народов популярны и ещё более экстравагантные теории, утверждающие происхождение финно-угров от различных «престижных» цивилизаций, в том числе «арийцев» (о реальных контактах финно-угров с индоиранцами речь пойдет ниже), или же от создателей древних цивилизаций, говоривших на языках неясного происхождения (в частности, шумеров и этрусков ). Подобные утверждения оцениваются научным сообществом как не выдерживающие критики. ^[57]

С последовательной критикой «финского автохтонизма» также выступали российские исследователи Е. А. Хелимский и В. В. Напольских. По мнению последнего, корни финно-угров не только следует искать по восточную сторону Уральского хребта, но заслуживают внимания и многочисленные языковые и культурные параллели между финно-угорскими (и в целом уральскими) народами с одной стороны, и юкагирскими и тунгусо-маньчжурскими — с другой, которые «тянут» прародину уральцев ещё дальше на восток. ^[36] . По мнению Напольских, теорию урало-юкагирского родства можно считать доказанной, хотя в середине 2015 г. с её критикой выступил саамский лингвист А. Айкио (который, впрочем, не исключает возможность родства финно-угорских и юкагирских языков на более глубоком уровне — « ностратическом » или « евроазиатском »). ^[58] Я. Хяккинен также сомневается в генетическом родстве уральских и юкагирских языков, не отрицая при этом наличие ранних контактов между носителями этих языков. ^[59]

Вне зависимости от того, происходили ли прауральцы и праюкагиры из единой общности или нет, можно предполагать, что наиболее поздние контакты между этими этническими группами происходили на юге средней Сибири в VII—VI тысячелетиях до н. e. Что касается уральско-алтайских связей, то анализ культурных и языковых параллелей заставляет предполагать здесь скорее результат очень древнего взаимного влияния, чем общее происхождение (что отмечено и выше в разделе про генетику) — причем прауральцы скорее всего интенсивно контактировали только с предками тунгусов, но не других носителей алтайских языков (Напольских 1991).

В археологическом плане В. В. Напольских связывает прауральскую общность с культурами гребенчатой керамики запада Сибири, восходящими к местному мезолиту ^[36] . Керамика с гребенчатой орнаментацией имеет в Западной Сибири очень древнюю историю, как и случаи проникновения населения с керамикой подобного типа в Волжско-Камский регион. В частности, В. А. Зах приводит следующие даты для поселения Ет-то 1 на территории Надымо-Пуровского междуречья на северных склонах Сибирских Увалов, содержавшего подобную керамику: 6740 ± 65 л.н. (ок. 4740 лет до н.э) и 6880 ± 80 л.н. (ок. 4880 лет до н.э). Для камского гребенчатого неолита Пезмог 4 в бассейне р. Вычегды называется дата 6820 ± 70 л.н. (ок. 4820 лет до н.э). Все даты получены методом радиоуглеродного анализа. ^[60]

По мнению М. Фортескью , с продвигавшейся на запад прафинноугорской общностью следует связывать шигирскую культуру на Урале в конце V тысячелетия до н. e. ^[61] Что же касается крайне широко распространенных по всему северо-востоку Европы в период от 4200 до 2000 г. до н. e. культур ямочно-гребенчатой керамики, то их языковая принадлежность до сих пор вызывает споры. Большинство исследователей не ставят под сомнение финно-угорское происхождение создателей ЯГК (в частности, В. А. Зах считает сходство орнаментальных традиций неолита северо-восточной Европы и западной Сибири результатом наличием общего финноязычного субстрата ^[60] ), но имеется и немало скептиков (в том числе В. В. Напольских ^[62] ), считающих культуры ЯГК палеоевропейскими и возникшими на основе местного мезолита.

Не менее спорной является и языковая принадлежность кельтеминарской культуры неолита Средней Азии (5500-3500 гг. до н. э.), которую некоторые исследователи считают связанной с культурами ямочно-гребенчатой керамики и финно-угорской по языку. Вероятным выглядит предположение, что в рамках этой культуры прауральцы контактировали с прадравидами ^[63] , что подтверждается и контактным характером параллелей между финно-угорскими и дравидийскими языками (Напольских 1991).

Языковедческий анализ показывает наличие непосредственных контактов населения индоиранской группы с населением финно-угорской языковой группы. ^[64] В. Н. Чернецов указывают на наличие многих иранских черт в языке, фольклоре и обрядах более позднего угорского населения Западной Сибири ( хантов и манси ). ^[65] Наиболее ярким свидетельством подобных контактов является прафинноугорское наименование числа «сто» — *śata , явно заимствованное из языка индоиранского типа (для сравнения, изначальная праиндоевропейская форма этого числительного реконструируется как *ḱm̥tóm ^[66] ). Наличие подобных заимствований в прафинноугорском языке является одним из основных аргументов в пользу относительно поздней датировки распада финно-угорской общности — вероятнее всего не ранее начала III тысячелетия до н. э., так как индо-иранская ветвь языков вряд ли могла выделиться раньше ~3000 г. до н. e. С другой стороны, его нельзя датировать и позднее момента сложения собственно иранских языковых форм (рубеж II—I — середина I тыс. до н. э.), зафиксированных в древнеперсидских и авестийских письменных источниках. Кроме того, эти заимствования являются важным аргументом в споре о местонахождении финно-угорской прародины. ^[36] Некоторые лингвисты (к примеру, финский филолог-германист Й. Койвулехто и его последователи) утверждают о наличии непосредственных контактов между прауральским и праиндоевропейским языками, но их аргументы В. В. Напольских и Е. А. Хелимский оценивают как не выдерживающие критики. Несколько лучше обоснована аналогичная точка зрения К. Редеи, но она основана на всего семи совпадающих этимологиях, большинство из которых также сомнительны (Напольских 1997).

В качестве основной археологической культуры, соответствующей прафинноугорской общности, часто предлагается льяловская культура IV тысячелетия до н. e. в Волжско-Окском междуречье, относящаяся к культурам типичной ямочно-гребенчатой керамики. ^[67] Антропологический тип этой культуры описывается как северный лапоноидный ^{[68] [69]} , а среди артефактов встречаются фигурки уточек, характерные для финно-угорских культур — но подобные изображения известны также и у палеоевропейских культур мезолита северо-востока Европы (Напольских 1991).

Более вероятным выглядит предположение, что распад финно-угорской общности случился в ходе развития энеолитической волосовской культуры , следующей за льяловской в Волжско-Окском регионе. ^[70] Известно, что волосовцы контактировали с индоевропейцами — фатьяновцами и ираноязычными абашевцами ^[68] , что соответствует лингвистическим данным, приведенным выше. Антропологический тип этой культуры описывается как европеоидный (отличающийся от типа льяловцев, для которых был характерен низкий рост и монголоидные черты в строении черепа) ^[71] , хотя встречаются и лапоноидные черты. ^[68] .

Я. Хяккинен соглашается с тем, что происхождение финно-угорской общности из волосовской культуры хорошо объясняет высокое разнообразие ФУ языков в Волжско-Окском регионе, но сам он склоняется к мнению, что на прафинноугорском языке говорили скорее создатели более восточной гарино-борской культуры, современной волосовской, но лучше знакомой с металлургией. ^[59] Предположение об уралоязычности культур гаринско-волосовского круга не вызывает возражений и у отечественных исследователей. ^[36] Некоторые финские исследователи пытаются объяснять широкое распространение финно-угорских языков сейминско-турбинским феноменом ^[72] , но в отечественной науке преобладает мнение, что сейминско-турбинские племена были индоевропейцами, родственными тохарам (Напольских 1997) или индоиранцам. ^[73]

Культура сетчатой керамики , сменившая в позднем бронзовом веке волосовскую культуру и распространившаяся на огромном пространстве от Карелии до среднего Поволжья, уже вполне уверенно связывается с носителями финно-угорских языков. Эта культура вобрала в себя остатки культур ямочно-гребенчатой керамики, а также фатьяновской и поздняковской культур . На её основе уже в железном веке развились городецкая культура (предки носителей мордовских языков ), дьяковская культура (предки мери и веси ) и ананьинская культура (предки пермян, в какой-то мере и марийцев).

Тем временем на юге Урала и Западной Сибири продолжался этногенез угорских народов, с которыми связывается черкаскульская культура и произошедшая от неё межовская культура . Уже в железном веке в лесостепной зоне Западной Сибири выделилась саргатская культура , от которой, видимо, произошли кочевые древневенгерские племена. В письменных источниках венгры появляются только в конце IX — в X веке н. e. как один из кочевых народов причерноморских степей. Согласно средневековому сочинению « Gesta Hungarorum », предки венгров в начале IX века пришли со своей прародины («Magna Hungaria») в страну Levedia, которую современные исследователи локализуют в нижнем Подонье. В 889 г. печенеги вынудили венгров уйти из Леведии и переселиться в страну Etelköz, которую принято локализовать в степях нижнего Поднепровья. В 895 году после поражения от болгарского царя Симеона венгры двинулись на запад и, пройдя мимо Киева (в летописях это событие упоминается как «проход чёрных угров» в 896 г.), вышли через Карпаты в Паннонию и Трансильванию. В то время там обитали остатки разгромленных франками аваров и разрозненные славянские племена, легко ассимилированные венграми (Напольских 1997).

Время прихода предков финнов на территорию Финляндии не вполне ясно, но в целом появление прибалтийско-финской общности связывается со взаимодействием племен культур сетчатой (ложнотекстильной) керамики с балтоязычной культурой штрихованной керамики . В результате на территории северной части Прибалтики в железном веке возникла культура каменных могильников , южная часть которой дала начало эстонцам, води и ливам, а северная — финнам ( суми ), еми , карелам, ижорцам, вепсам.

Само название «финны» — германизм, буквально означающий «ищущий», и отражающий охотническо-собирательский образ жизни названных так племён (ср. с прагерманским словом *finþaną ). Впервые это название встречается у римского историка Тацита (I в. н. э.) в форме Fenni — но, вероятнее всего, он имел в виду саамов (Напольских 1997). По мнению А. Айкио, носители прасаамского языка ассимилировали палеоевропейское население крайнего севера Фенноскандии в начале I тысячелетия н. e. (около 1500 лет назад). Гипотезы о происхождении палеоевропейского субстрата в саамском языке от древнейшего мезолитического населения Скандинавии он оценивает как «фантастические». ^[74]

Предпринимались также попытки связать с финно-уграми народы, упомянутые в книге IV «Истории» Геродота — наиболее раннем историческом источнике в Европе железного века. В частности, с пермянами пытались связывать будинов (из-за рыжего цвета волос, характерного для удмуртов) ^[75] , а с уграми (возможно, предками венгров) — иирков . ^[76] В этом контексте интересно и слово *irkä , реконструируемое в прафинноугорском языке со значением «человек / мужчина» (Напольских 1997).

In the “ Getics ” of Jordan, there is a list of “northern peoples” who lived in the deep regions of Eastern Europe in the 4th – 5th centuries. n e. The interpretation of this list, as in the case of the names of the peoples of Herodotus, also faces significant difficulties, but it can be considered reliably proven that the Mordens of the Jordan correspond to the Mordovian peoples, and the Merens to the Meryans. It is quite acceptable to compare the name Imniskaris with Cheremis , or with the ancient cave ("In Miskaris" - "[living] in the Meshchera "). It is not fully proven, but it is quite possible to interpret some other names from the Jordan list as consisting of the name of the tribe and the name of the place where it lives: Thiudos Inaunxis - “alien in the Aunks locality”, Vasinabroncas - “ all in Abronka” (in the second the case was even proposed the corresponding hydronym in the Russian North ). Rogastadsans may also have been some kind of Finno-Ugric people, or even specifically Ugrians (with reference to the presence of the Urga River, which is similar in name to the Sura basin). It is more likely, however, that this word has a fairly transparent Gothic etymology - “inhabitants of the coast of Ra,” that is, the Volga. ^[77]

A rich source of information about the population of prehistoric Europe is toponymy - primarily hydronymy , which is often incredibly stable and preserved for millennia. In Russia, substrate toponyms ending in "-ma" ( Kostroma , Kineshma , etc.), "-sha" / "- ksa" ( Kideksha , Vyksa , etc.), "-khta" ( Ukhta , Nerekhta ) are extremely numerous. etc.) with the voiced version of “-gda” ( Vologda , Sudogda , etc.), “-ha” ( Vetluga , Varzuga and others) with the “northern” version of “-enga” ( Mehrenga , Kokshenga , etc.) Unexplained It is the origin of names with the formant "-us" Ryazan region ( Charus , Iberdus et al.), and the names with the formant "-x" / "- characteristic" in a sparsely populated area at the junction Nizhegorodskaya Ivanovskii and Vladimir regions ( Paleh , Purekh , Landekh , Luh , Sanhar et al.) ^{[78] [79]} At the time BA Serebrennikov even speculated that such names in Volga-Oka region is paleoevropeyskoy and underivable of ANY KIND or existing languages. ^[80] However, Academician A.K. Matveev in his work “Substrate Toponymy of the Russian North” concluded that most of these names come from the languages ​​of the Baltic-Finnish and Finno-Volga groups, including the Meryan language (which, in his opinion, was close to the early states of the Mari language).

A set of Finno-Ugric peoples, close to modern, finally developed after the “ conquest of the motherland ” by the Hungarians in 896 and the disappearance of a number of Finno-Ugric tribes ( Chud , Meria , Murom , Meshcher ) in the territories that are part of modern Russia. The further history of these peoples is known from written sources and is separately described in the corresponding sections of articles about these peoples.

• Cherkaskul culture - the culture of the Bronze Age in the south of the Urals and Western Siberia
• Mezhovskaya culture - Bronze Age culture in the Trans-Urals and Western Siberia
• Ananyinskaya culture - the culture of the Iron Age in the Middle Volga
• Pianobor culture - the culture of the Iron Age in the Volga and Ural regions
• Bakhmutin culture - the Iron Age culture in the Southern Urals and Prikamye
• Dyakovskaya culture - the culture of the Iron Age in Central Russia
• Gorodets culture - the culture of the Iron Age in southern Russia and the Volga region
• Karayakupov culture - the culture of the Iron Age in the South Urals
• Kushnarenkovskaya culture - the culture of the Iron Age in the South Urals
• Mazunin culture - the Iron Age culture in the Kama region and in the lower reaches of the Belaya River
• Sargat culture - Iron Age culture in Western Siberia

• Finno-Ugric Studies
• International Congress of Finno-Ugroologists
• Finno-Ugric Society
• Association of Finno-Ugric Peoples
• World Congress of Finno-Ugric Peoples
• Youth Association of Finno-Ugric Peoples
• Pan-Finno-Ugrism

• Bongard-Levin G.M. , Grantovsky E.A. From Scythia to India. M., 2000.
• Bernshtam T. A. Christianization in the ethnocultural processes of the Finno-Ugric peoples of the European North and the Volga region (comparative generalization) // Modern Finno-Ugric studies. Experience and challenges. Collection of scientific works of the State. Museum of Ethnography of the Peoples of the USSR. - L., 1990 .-- S. 133-140.
• Worldview of the Finno-Ugric peoples. M., 1990.
• Napolskikh V.V. Introduction to historical uralistics. Izhevsk: UdMIIAL, 1997.
• Napolskikh V.V. The most ancient stages of the origin of the peoples of the Uralic language family: data from mythological reconstruction (Prauralsky cosmogonic myth) / Materials for the series “Peoples of the USSR”. Issue 5. The peoples of the Uralic language family. M., 1991.
• The peoples of the Volga and Ural regions. Komi-Zyryans. Komi-Permyaks. Mari. Mordva. Udmurts. M., 2000.
• Petrukhin V. Ya. Myths of the Finno-Ugric peoples. M., 2005.
• Ryabinin E.A. Finno-Ugric tribes as part of Ancient Russia. SPb. : Publishing House of St. Petersburg State University, 1997.
• Khelimsky E. A. Comparative studies, uralistics: Lectures and articles. M .: Languages ​​of Russian Culture, 2000.
• Fedyanovich T. L. Family customs and rites of the Finno-Ugric peoples of the Volga region. M., 1997.

• Finno-Ugric social network "Uralistics"
• Finno-Ugric Cultural Center of the Russian Federation
• International Advisory Committee of the Finno-Ugric Peoples
• "Institution Fenno-Ugria"
• Information Center of Finno-Ugric Peoples
• Country Biarmia. Map of the settlement of Finno-Ugric peoples at present
• FU-Lab: Interregional Laboratory of Information Support for the Functioning of Finno-Ugric Languages